Из воспоминаний ветерана Великой Отечественной войны, сына полка 3-го Белорусского фронта Николая Степановича Пахноцкого, г. Сочи.
Декабрь 1944 года.
Давно это было. Шла к концу Великая Отечественная война. Наши войска выбивали фашистов с родной земли, наш военный фронтовой госпиталь шел за войсками 3-го Белорусского фронта. Мама Коли - Ольга Матвеевна Пахноцкая (Прудникова в девичестве) работала в госпитале поваром, а Коля - разнорабочим.
Мы на санитарном поезде приближались к границе Восточной Пруссии. Санитарный поезд с красными крестами шел медленно. Ничего не предвещало беды. После обеда, когда была вымыта вся посуда, разнесены по всем вагонам борщ, каша, чай, Коля забрался на вторую полку и задремал. Поезд убаюкивал, глаза слипались, и уже снилось пацану, как он, победитель врага, в военной форме красноармейца возвращается домой. С каким восторгом смотрят на него ребята, девчата! Улыбается во сне Коля, все будет хорошо! Осталось совсем немножко - выбить фашистов не только с родной земли, но и другие страны, другие народы Европы освободить от фашизма.
Вдруг в небе показались военные немецкие самолеты с черными крестами. Они летели низко и видели, что едет санитарный поезд с ранеными бойцами, поезд с красными крестами. Никто даже представить не мог, что немецкие летчики будут бомбить беспомощных раненых людей. Наступали сумерки, и вдруг на парашютах вдоль движущегося поезда повисли фонари - и началась бомбежка!
Весь эшелон был виден, как днем. Поезд продолжал движение. Слева, справа взрывались бомбы. Рядом разорвало соседский вагон, а наш вагон был весь в осколках, как в решете. Свалился Коля со второй полки, осколком разбило бровь, кровь залила все лицо. Он потерял сознание. Новая контузия Коли.
Все раненые бойцы были в панике, выскакивали из вагонов, бежали, ковыляли в лесок, что был неподалеку. Спасения, казалось, не было. Целый час бомбы летели сверху на беззащитный поезд. Горела трава, деревья, кусты, горела земля и кругом слышались стоны раненых вновь бойцов.
Было много и убитых красноармейцев. Вытащили Колю бойцы в овраг, как убитого, без признаков жизни. Была ночь, было темно. К утру подошла медсестра к обезумевшей от горя матери. Пощупала пульс на руке Коли, он слабо бился.
-Да он живой! Что вы его оплакиваете, как мертвого? - закричала она. И мать встрепенулась, нашла воду, обмыла лицо сына и увидела, что он открыл глаза. Медсестра перевязала голову бинтами, заклеила кусочек брови, который висел на лице паренька.
Утром пришел спасательный кран и отцепил разбитый вагон, выбросил его в овраг. Наш весь вагон в дырках продолжал движение, мы закрыли окна одеялами, крыша была задрана вверх, а контуженный Коля лежал уже на первой полке. Поезд продолжал движение.
Наш разбитый вагон прыгал и мешал движению всего поезда. Его на каком-то полустанке отцепили от основного состава, многие красноармейцы пересели в другие вагоны, а нас, человек 8, оставили ждать новый вагон. Поезд ушел, а новый вагон за нами не пришел, и нам пришлось после долгого ожидания идти самим по рельсам вперед. Идти было трудно. Шли долго ночью. Вдруг нас остановил наш советский пограничник строгим окриком: «Стой! Кто идет?» Мы обрадовались! «Да мы свои, мы отстали от поезда санитарного!» Но нас задержали как нарушителей государственной границы. «Почему идете в сторону границы?» Нас допрашивали и составили протоколы как нарушителей границы.
Но нас стали разыскивать наши военные врачи, созвонились с пограничниками, объяснили, что вынужденно были оставить нас в разбитом вагоне. Заулыбались пограничники и накормили нас горячей кашей с мясом, на своей военной пограничной машине отвезли нас в военный госпиталь, который был уже развернут в Инстенбурге.
Именно эти протоколы сохранились в архиве НКВД и потом пригодились в жизни Николая Пахноцкого.
"Стой! Кто идет?"- часто вспоминает Николай Степанович, и в воспоминаниях встает перед ним молодой пограничник с автоматом.
"Стой! Кто идет?- часто потом бойцы шутили друг с другом.
Ночью после бомбежки думали бойцы, что осколок бомбы попал Коле в глаз, потому что все лицо было залито кровью, и кусочек брови болтался слабо.
И когда медсестра обнаружила, что Коля живой - все были рады, потому что любили сына полка и все называли его ласково "сынок".
Вскоре бровь срослась, а шрам остался навсегда, как память о войне.
Надежда Дмитриева.
